Мистеры миллиарды - Страница 102

К оглавлению

102

Чьей? На этот вопрос еще предстоит ответить. Но уже сейчас совершенно очевидна малая убедительность доводов тех, кто хотел бы замкнуть все на личность фанатичного одиночки. Нет, что бы ни твердила официальная пропаганда, что бы ни подсовывала она общественному мнению, трудно согласиться с тем, что лос-анджелесское убийство было случайной трагедией, безумной выходкой неизвестно откуда взявшегося маньяка-одиночки, как невозможно принять версию и об убийце-одиночке в Далласе. Речь идет о заговоре. Не просто заговоре, в который вступил десяток деклассированных, развращенных «американским образом жизни», миазмами насилия, отравляющими атмосферу Америки, молодых людей — они лишь исполнители, — заговоре, за которым стоят круги влиятельные, силы могущественные, люди безжалостные и в сегодняшней Америке всесильные. Речь идет о системе, в которой такие заговоры возможны. Речь идет о строе, который сделал кулак источником права, пулю наемного убийцы — неопровержимым аргументом, возвел насилие на уровень политики, закона, философии и государственного мировоззрения.

* * *

Общество, пожирающее собственных детей, плоть от плоти своей, общество, у которого нет будущего!

Хитро, изощренно хитро закручен лабиринт двойного заговора. Обрублены многие концы и погружены в темные воды. Но слишком много людей причастно к преступлению, чтобы можно было навек сохранить тайну. Уже сейчас вдумчивому человеку представляется очевидным, что, кто бы ни стрелял в президента, чей бы или чьи бы пальцы ни нажимали на курок или курки, убийство Джона Кеннеди было не единичным актом фанатика, точно так же как не по своей воле-прихоти действовал убийца Роберта Кеннеди. В конечном счете это следствие и результат острой борьбы сил могущественных, безжалостных, не останавливающихся в достижении своих целей ни перед чем.

Немалую роль в этом играет противоборство и грызня, идущие в стане американской крупной буржуазии. И не случайно, а закономерно в фокусе событий оказались представители двух могущественных семейств, одно из которых связано со старыми и богатейшими династиями, а другое является ярчайшим представителем «молодых денег», наиболее авантюристических и агрессивных группировок американского капитализма.

Их цель — богатство и власть; их методы — «честно, если можно, бесчестно, если нельзя иначе» — и буржуазный парламентаризм, и пуля наемного убийцы, и сладкогласные речи политических краснобаев, и стальные наручники полицейских держиморд; их закон — закон джунглей, все против всех, каждый против каждого.

У них есть бурное прошлое. Есть у них кровавое настоящее.

Будущего у них нет!

Глава V
Чарльз Торнтон — один из „ловких"

Бизнес и мода

По узкой горной тропе, круто идущей вверх, легкой рысью продвигается темно-гнедая, со светлой гривой лошадка, в седле которой восседает всадник вида вполне экзотичного. На нем видавшие виды брюки цвета хаки, кавалерийские сапоги с замысловатыми шпорами, ярко-красная ковбойская рубашка. Необычайный для здешних мест и времени туалет этот дополняется широкополой техасской шляпой и тяжелым кольтом, ударяющим по бедру при каждом шаге лошади. Всадник того неопределенного возраста, когда о мужчине можно сказать, что ему не то около тридцати, не то за пятьдесят. Посеребренные сединой виски контрастируют молодо блестящим глазам, туго натянутей, продубленной морским и горным ветром, без морщин коже, несколько отяжелевшая фигура скрадывается легкостью движений.

Быстрая скачка мимо цветущих апельсиновых и лимонных рощ, затем все выше в горы, альпийскими лугами продолжается час, два. Всадник изредка останавливается, делает несколько затяжек, а затем бросает недокуренную сигарету в кожаную рукавицу, притороченную к седлу и заменяющую пепельницу, и продолжает в одиночестве свой путь. Кто же этот всадник, одеяние и способ передвижения которого нисколько не соответствуют ни месту, ни времени? Место происходящего — перерезанные современнейшими автострадами, забитые машинами новейших марок окрестности Лос-Анджелеса в Калифорнии, время — как выражаются драматурги — наши дни. По горным тропам верхом на лошади трясется не атаман шайки разбойников, рыщущих по глухим местам, не актер, играющий роль в очередном кинобоевике Голливуда, расположенного, кстати, всего в нескольких милях отсюда.

Странный наряд, верховая лошадь и многозарядный кольт принадлежат «электронному королю» Америки — владельцу и руководителю одного из наиболее крупных военных концернов последнего десятилетия, знаменитой «Литтон индастриз» Чарльзу Бейтсу Торнтону, по кличке Тэкс (Техасец). Описанный выше вояж — обычная утренняя прогулка могущественного воротилы, когда он в уединении решает сложные деловые ребусы. Что же касается необычного наряда, то это просто дань воспоминаниям юности. Торнтон давно уже покинул Техас, подвизался на деловом поприще в различных городах Америки, а в последние годы осел на западном побережье в Лос-Анджелесе, где находится штаб-квартира его гигантского концерна.

Но почему же именно Торнтон привлек наше внимание? Он далеко не так богат, как Гетти или Хант, и размеры его личного состояния пока еще не попали в список наикрупнейших в Америке. Не может сравниться Торнтон громкостью имени, экономическим и политическим влиянием и с семейством Кеннеди. И гем не менее я осмеливаюсь предложить вниманию читателя портрет именно этого деятеля.

В словаре нынешнего поколения прочно закрепилось понятие «модерновый, современный стиль». Говорят о современном стиле архитектуры, о модерновой литературе, музыке, живописи и до мебели вплоть. Иные склонны расширять это понятие, разделяя вообще всё — политические концепции, эстетические взгляды, представление о жизни, о ценностях на традиционные, устаревшие н современные, модерновые. Не вдаваясь здесь в оценку правомерности такого рода классификации, оставив в стороне суждения о сравнительной ценности традиционного и того, что именуется современным, хочу сказать только, что было бы одинаково наивным как ниспровергать ценности, конечно же, если речь идет действительно о ценностях, лишь потому, что они возникли не сию минуту, так и пренебрежительно фыркать по поводу всего, что еще не успел покрыться прозеленью и пылью времен, приобрести респект освященного десятилетиями. Эстетические и иные мерки не вино, они не обязательно обретают букет качеств от многолетней выдержки.

102