Никакие правила уличного движения, никакие светофоры и регулировщики не могли бы сделать то, что делает врожденная вежливость англичанина, который, даже опаздывая куда-либо, любезно пропустит машину, пересекающую ему дорогу; визжа тормозами, остановится у пешеходной дорожки. Вежливость такая — высшая форма самоуважения. Желание считаться с интересами другого предполагает в этом другом такое же желание посчитаться с твоими интересами. А это, что ни говорите, существенно облегчает жизнь и сосуществование человеков.
Иное дело американец на дороге. Этот никогда не уступит. Наоборот, попытку обогнать, объехать его он воспринимает чуть ли не как личное оскорбление. Забавно, а подчас и неприятно наблюдать, как вполне респектабельный отец семейства или благообразная старушенция, сидящие за рулем своего автомобиля, буквально выходят из себя, обнаружив, что вы намереваетесь их обойти. Нигде в Америке мне не доводилось наблюдать так легко и по пустякам теряющих равновесие и выходящих из себя, злобно бранящихся по поводу и без повода людей, как на автострадах.
Заметил, правда, я и другое. Если автомобильный наездник на американской дороге обнаруживает, что его оставляет позади автомобиль более высокого класса, более дорогой и мощный, он как-то легко мирится с этим. И дело, по-моему, здесь не только в трезвом расчете, — дескать, более мощный мотор — это объективный факт, против которого не попрешь, как ни нажимай педаль газа, но и в присущем американцам уважении к силе: слабых он не ставит ни во что. На равных себе смотрит ревниво, ни в чем не уступая. Но силу уважает, с силой не спорит, перед силой склоняется. Американцы в массе своей не лирики, они не сентиментальны. Призывами, уговорами, улыбками их не возьмешь. Уважая силу, они обнаруживают склонность считаться с силой других, особенно тех, кто сильнее их. Но не дай бог оказаться слабее. На великодушие, милосердие, снисхождение к чужой слабости тут рассчитывать не приходится.
Было бы, конечно, неумным и неверным утверждать, что все американцы, каждый из них именно таковы. Да не обидятся на меня, коли дойдут до них эти строки, американцы добрые и сердечные, снисходительные и уступчивые. Таких в Америке, конечно же, немало, как и в любой другой стране.
Среди симпатичных черт американцев — умение иронизировать над самим собой. Именно такая самоирония породила формулу-пословицу, гласящую, что «цветы в Америке не пахнут, дети не плачут, женщины не любят». Насчет женщин — не знаю, но что красивые и пышные цветы, продающиеся в магазинах, действительно не пахнут, — заметил, так же как и готов подтвердить то обстоятельство, что детский плач за океаном доводится слышать не часто. Впрочем, все это имеет свои объяснения: садовники, выводя цветы, заботятся прежде всего об их внешнем виде, в детское питание грудничков добавляются успокоительные средства, что же касается женщин, то горькая острота эта связана с тем, что даже представительницы прекрасного пола, дыша американским воздухом, проникаются особым благоразумием, которое многих из них заставляет руководствоваться не достоинствами души или ума избранника, а состоянием его кошелька.
Если отбросить фигуральность пословицы, то ее рациональное зерно довольно точно, как мне кажется, схватывает одну из особенностей американского характера, которую можно сформулировать как рациональность в ущерб эмоциональности, расчетливость в ущерб душевности, холодность, отрицающую «души высокие порывы».
Я уже оговорился по поводу того, что очень трудно многообразие человеческих характеров сводить к некоему отвлеченному единому национальному характеру. Но все-таки, если попытаться вывести среднеарифметическое, отобрать наиболее типичное не для отдельных индивидуумов, а для массы, то вышесказанное, как мне представляется, окажется все-таки недалеко от истины.
А теперь давайте вернемся к Говарду Хьюзу и его бизнесу. У читателей может возникнуть вопрос: а каким образом Говард Хьюз оказался во главе столь сложного, требующего особых знаний в новейших отраслях науки и техники дела, каким является современная электроника? Что общего между полуголыми нимфами Голливуда и полупроводниковыми схемами, между кинопроизводством, которым он занимался в течение многих лет, и производством ракет, на котором наживается ныне?
Может быть, Хьюз инженер, изобретатель, специалист?
Ни в коем случае. Наследник богатого папаши, он не обременил себя образованием и ухитрился даже не закончить простого колледжа. Случайное стечение обстоятельств да чужие таланты, которые он скупил по случаю, причина счастливого для него поворота колеса фортуны.
Еще в те годы, когда делами семейной компании управлял его отец — инженер Хьюз, богатый наследник отдал дань увлечениям золотой молодежи. Он пилотировал гоночные самолеты и даже ухитрился в 30-е годы прославиться как пилот-рекордсмен. В погоне за рекордами он не удовлетворялся самолетами, которые мог приобрести у специализировавшихся на этом фирм, а создал собственную компанию, единственной целью которой было конструирование и производство для него гоночных машин.
Так в свое время и возникла «Хьюз эйркрафт» — маленькая компания, потрафлявшая прихотям богатого наследника. Волею судеб в штате этой компании оказались молодые, необычайно одаренные и в то время никому еще не известные инженеры-конструкторы Симон Рамо и Дин Вулридж — ныне конструкторы с громкими именами. Они-то и взялись за разработку электронных схем тогда, когда этим еще мало кто интересовался. И «Хьюз эйркрафт» оказалась первой американской компанией, начавшей действовать в области применения электроники для военных целей. В годы корейской войны из небольшой фирмы она превратилась в крупный концерн. Если в 1948 году ее ежегодная прибыль составляла 2 миллиона долларов, то пять лет спустя, в 1953 году, она достигла уже 200 миллионов.