Разгадка этого парадокса не так сложна, как может показаться на первый взгляд. Современная промышленность и сельское хозяйство требуют образованности не от единиц, а от миллионов. Этим миллионам приходится давать образование, поскольку без этого сегодня не вырастить хлеб, не построить машину.
Рабочий класс в век научно-технической революции — это не рабочий класс прошлого. Чтобы управлять автоматическими линиями, станками с программным управлением, необходимы не только умелые руки, но и умные головы. Умные и образованные. Но образование, так же как и многое другое в мире, неделимо. Нельзя, к примеру, образовать человека, дав ему только те знания, которые необходимы для выполнения сегодняшней производственной операции. Образование — это не только сумма специальных знаний, это прежде всего умение думать, размышлять, сопоставлять, делать выводы. Миллионы и миллионы людей сегодня научились это делать. Думают ныне не только в кабинетах и канцеляриях, политически мыслят не только профессиональные политики.
Вряд ли нужно доказывать, что эксплуатировать людей мыслящих неизмеримо труднее, нежели забитые и необразованные массы. Возить тачку, орудовать кайлом можно заставить и силой. Думать, открывать, изобретать, творить и за чертежным столом, и у сложнейшего станка силой заставить неизмеримо труднее. Вдохновение, потребное для открытий, стоит дороже, чем просто знание, а раскошеливаться обладателю денежной благодати страсть как не хочется.
Да и управлять образованными куда труднее. Хочешь не хочешь, приходится изворачиваться, не только приказывать, но и убеждать, придумывать лозунги, обрабатывать общественное мнение, беспокоиться о вывесках. Любителям простых решений сложных проблем это нож острый. То ли дело, сетуют они, было в прежние времена, когда можно было не столько убеждать, сколько приказывать, когда палка успешно заменяла аргумент, а колючая проволока была куда действеннее, нежели экономические, политические и иные стимулы.
Изменилась количественно и качественно и современная интеллигенция, не только многомиллионный, но и производящий, а потому безжалостно эксплуатируемый слой общества. Играя все большую роль в качестве производительной силы, будучи непосредственным и ведущим участником таких эпохальных событий второй половины XX века, как прорыв человечества в космос, овладение тайнами атома, всем, что связано с дух захватывающими открытиями научно-технической революции, подвергаясь особенно изощренной эксплуатации, посягающей на творения ума и души, интеллигенция не хочет и не может мириться со своим положением. С другой стороны, хьюзы боятся людей, владеющих знаниями — огромной силой нашего времени, боятся за собственное положение. Вот вам и почва, на которой ядовитым цветом произрастает в сегодняшней Америке махровый антиинтеллектуализм, маскируемый за океаном под все ту же американскую деловитость. Дескать, осваивали страну, воевали с индейцами, скакали по прериям, основывали поселения наши простые предки, без умничания и умников, — и то был золотой век Америки.
А все нынешние беды Проистекают, дескать, от умников, которых развелось недопустимо много, которым мало слова «надо», а подай еще ответ на их «зачем», «почему», «для чего», «для кого». Ну как тут не разгневаться, как удержаться от окрика и стучания кулаком по столу!
Хорошо бы, вздыхают антиинтеллектуалы, поставить на место всех этих умников, да как бы не убить курицу, несущую золотые яйца. Вот и приходится терпеть скрепя сердце, сожалея о «добром старом времени»...
Особенно остро проблема эта стоит в связи со странной аномалией. В прежние времена буржуазия не испытывала недостатка в крупных государственных деятелях. Во всяком случае, их было не меньше, а быть может, и больше, чем талантливых людей в других областях. Ныне баланс этот резко нарушился, причем отнюдь не в пользу государственных деятелей. Несколько лет назад мне довелось слышать в Вашингтоне такую шутку: «Рузвельт показал, каким должен быть президент Соединенных Штатов. Трумэн — каким президент быть не должен. Что же касается Эйзенхауэра, то он доказал, что Соединенные Штаты вообще могут обойтись без президента».
Серость, заурядность обитателей вашингтонских коридоров власти стала в Америке притчей во языцех. Редко-редко появится там деятель яркий, да и то чаще всего судьба его бывает незавидной. Сам механизм выдвижения на политическую авансцену таков, что успех обеспечивают многие качества, среди которых одаренность и талантливость отнюдь не находятся на первом плане. Талантливый инженер, математик, музыкант заявляют обычно о себе очень рано. Их незаурядность видна окружающим невооруженным глазом. С политиками дело обстоит куда сложнее. Их успех в восхождении по лестнице карьеры чаще всего связан со случайными стечениями обстоятельств, а его величество случай — субъект капризный, взбалмошный и свои милости сплошь да рядом распределяющий отнюдь не в связи со степенью одаренности.
Вот и получается, что средний уровень управляемых в Америке, как правило, выше среднего уровня тех, кто управляет. А это, что ни говорите, почва для махрового антиинтеллектуализма, хотя по необходимости сдерживаемого и прикрываемого словесами.
Одним словом, Хьюз, вынужденный терпеть около себя умников, чувствует тем не менее себя в мире интеллектуалов весьма неуютно. Электронный король не имеет ничего против прибылей, приносимых ему новейшими открытиями. Но тянет его совсем к другому, чувствует он себя в своей тарелке в мире, ему близком и понятном. Недаром любимым развлечением этого неуча, с трудом одолевшего в своей жизни с десяток книг, является... игра на саксофоне. При этом, поскольку и это нелегкое дело, он не осилил его. «Игра» заключается в том, что Хьюз часами, сидя в кресле, дует в трубу, извлекая из нее беспорядочные звуки. Его интеллектуальные запросы такое занятие удовлетворяет вполне.