Мистеры миллиарды - Страница 44

Однако история вещь несуетная, и, надеюсь, запись той беседы дождется своего часа. Здесь же, описав свою поездку на техасское ранчо, я хотел бы упомянуть только об одном. О реакции Джонсона, когда я спросил его, почему, по его мнению, доклад комиссии Уоррена, расследовавшего далласское убийство, вызвал такое недоверие как в Америке, так и во всем мире. Разговор происходил в автомобиле, за рулем которого находился экс-президент.

Свернув с асфальтовой дороги, пересекающей все ранчо, на большой скорости гнал машину прямо по целине, преследуя большое оленье стадо — предмет его особой гордости. После продолжительной паузы Джонсон заговорил. Суть ответа сводилась к тому, что опыт политика убедил его в том, что «никогда невозможно угодить всем». Дальнейшие вопросы на эту тему задавать, очевидно, было бесполезно. Позиция Джонсона на сей счет была ясна, и вряд ли он смог бы что-либо добавить к сказанному. Не для того комиссия Уоррена в бытность Джонсона в Белом доме нагромоздила гору слов, чтобы он теперь ставил под сомнение ее деятельность.

Политик до мозга костей, Линдон Джонсон полагает себя реалистом.

«Прогресс, — говорит он, — подобен виски. Виски хорошо, но когда пьешь слишком много, оно оборачивается против тебя...»

Свернув с луга на дорогу, мы подъехали к хозяйственным строениям, расположенным сзади жилого дома. Внезапно экс-президент негромко выругался и резким движением взял трубку радиотелефона, находившегося в машине.

— Какой болван поставил здесь этот трактор? — резко бросил он в трубку. — Немедленно убрать!

Всего год назад, подумалось мне, этот же радиотелефон, находящийся в этой же президентской машине, использовался, наверное, для отдачи приказаний совсем иного рода. Телефонная трубка эта слыхала и приказы о бомбежке городов Вьетнама, и указания о расправах с негритянскими демонстрантами. А сейчас так же властно через нее передаются указания... отодвинуть в сторону садовый трактор. «Sic transit gloria mundi» — «так проходит слава мира».

*** * ***

А теперь вернемся к Ханту и его вражде к Джону Кеннеди. Сыграв немалую роль в появлении Линдона Джонсона на посту вице-президента, Хант повел планомерную кампанию против Кеннеди. И вскоре вражда между нефтяным королем и новым президентом приняла масштабы, по сравнению с которыми хантовские интриги против Эйзенхауэра выглядели детскими игрушками.

Почему? Причин здесь несколько — и общих, и частных, и психологических, и экономических, и политических, и личных.

Если говорить о личном, то неприязнь хантовского семейства к семейству Кеннеди можно объяснить своеобразным «комплексом неполноценности» внезапно разбогатевших выскочек по отношению к высокомерным аристократам.

Надо сказать, что, хотя Америка никогда не знала дворянской элиты — там не было ни графов, ни князей, — аристократического снобизма, чванства и спеси за океаном едва ли не больше, чем в старушке Европе. Было время, когда Морганов, Рокфеллеров и Вандербильтов не принимали в аристократических домах Бостона и Филадельфии, несмотря на их миллионы, — они были парвеню — выскочки, купчишки.

Избранными, аристократами считали себя потомки первых переселенцев из Старого Света, кичившееся этим не меньше, чем бояре Рюриковичи древностию своего рода.

Время постепенно стерло разницу, и первонакопители вошли в круг избранных. Но теперь уже они воротили нос от всяких там Фордов и Меллонов. Затем и те при помощи династических браков, а главное, тугой мошны проложили себе путь в высшее общество.

В недавние, уже послевоенные годы в американском бизнесе появилась новая плеяда богачей. По своим деньгам они сравнялись, а иногда и превосходят представителей старой промышленно-финансовой аристократии. На бирже и в директорских кабинетах корпораций и фирм Гетти и Ханты чувствуют себя равными Дюпонам и Гарриманам. Но не всегда еще они допущены в круг избранных. Они не доказали еще своей прочности и долговечности — на Уолл-стрите знают, как быстро подчас лопаются мыльные пузыри спекуляциями сколоченных состояний, и потому перед ними не спешат распахивать двери аристократических салонов и клубов.

Аристократы взирают свысока и ждут. Выскочки завидуют и негодуют. Вот вам психологическая основа неприязни Ханта и его сыновей к аристократическому бостонскому роду Кеннеди.

Если говорить не о психологии, а об экономике и политике, то следует отметить, что Ханты и Кеннеди представляют различные, враждующие монополистические группы и объединения, интересы которых все чаще сталкиваются, приходят в резкое противоречие.

Мы вернемся к этому подробнее дальше, когда речь пойдет о семействе Кеннеди. Так же, как в случае с Эйзенхауэром, вражда хантовского семейства с Кеннеди является прежде всего отражением той внутренней острейшей борьбы вокруг жирных кусков пирога, которая раздирает различные группировки американских монополий.

Кеннеди, как и Эйзенхауэр, представлял у кормила власти прежде всего богатейшие старые промышленно-финансовые династии американского Северо-Востока, плотью от плоти которых был он сам. Хант — один из лидеров новых монополистических групп, вставших на ноги в ожесточенной борьбе со своими могущественными конкурентами. Нахапав огромные деньги, они рвутся теперь к власти.

Семейство Кеннеди — фавориты старых и наиболее влиятельных династий американского капитала, хотя само это семейство как богатейшее фигурирует сравнительно недавно. Но связи и некоторые иные обстоятельства, о которых речь впереди, расположили к ним Морганов и Дюпонов, Фордов и иных представителей старых родов финансовой аристократии, наложили респектабельный налет на чрезмерный блеск их «новых денег», вызвали к нему доверие настолько прочное, что отпрыска этого семейства помазали на президентство именно эти старые финансово-промышленные кланы.