Шикарные приемы и развеселые прогулки, щедрые подарки и льстивые беседы, просьбы и шантаж — все было пущено Хантом в ход для того, чтобы выцыганить у кувейтского владыки неправдоподобно богатую концессию. Однако одновременно с американцем в Кувейте находились представители крупной японской нефтяной компании. Впоследствии Хант сетовал на то, что подарки японцев были богаче, а посулы щедрее. В результате ему не удалось заполучить все, немало досталось и японским бизнесменам. Хант был вне себя. Большего огорчения для него не могло быть. Единственное, что утешало, — то, что попало в его руки, сулило огромные барыши.
А затем и новое приобретение. Одной из наиболее громких нефтяных сенсаций является открытие прежде никому не ведомых огромных запасов нефти в недрах ливийских пустынь. Специалисты считают, что в скором времени в одной только Ливии будет добываться нефти столько, сколько в середине 60-х годов дают все страны Среднего и Ближнего Востока.
Одному богу известно, каким образом ухитрился воротила наложить лапу на булькающее в недрах Ливии нефтяное море. Но факт остается фактом — нефтяные концессии, захваченные пронырливым техасцем, охватывают огромную территорию, превышающую 11 миллионов акров. На вопрос репортеров, как ему это удалось, он с хвастливостью, по мнению американцев типичной для техасцев, заявляет:
— Моя политика покупать все, покупать везде.
И действительно, он покупает везде: в Пакистане ведет разведку урановой руды, в Либерии эксплуатирует нефтеперерабатывающие заводы, в Австралии (совсем недалеко от Техаса) ищет нефть.
После кувейтского огорчения Хант стал домоседом. Рыскать по свету в поисках новых источников обогащения он предоставил своим четырем сыновьям и двум зятьям. Дескать, пусть наживают сами. Хант же, как клещ к собаке, присосался к американским недрам. Принадлежащие ему нефтяные промыслы в Восточном Техасе в годы второй мировой войны дали нефти больше, чем добыли за эти годы Германия, Италия и Япония, вместе взятые.
После войны делец скупил нефтеносные земли во многих других районах Америки. Среди его важнейших приобретений — огромное месторождение нефти в штате Монтана.
Но вот парадокс — выходцу из фермерской семьи толстые пачки акций, нефтяные вышки и танкеры кажутся делом хотя и прибыльным, но ненадежным — того и гляди вылетишь в трубу. Этот внезапно разбогатевший мелкий буржуа озабочен вложением своих денег в ценности прочные. И если Гетти достаточно интеллигентен для того, чтобы сделать ставку на непреходящую ценность Рембрандта и Гейнсборо, то малограмотный и вульгарный Хант по классическим образцам нуворишей прошлого века единственной ценностью почитает землю, самое недвижимое из всех недвижимостей.
Он превратился сейчас в одного из крупнейших американских помещиков. Размеры принадлежащих ему сельскохозяйственных угодий — они оцениваются в 200 миллионов долларов — можно сравнить с огромными латифундиями богачей Латинской Америки. Лишь на одном его ранчо в штате Вайоминг стадо в 9 тысяч голов крупного рогатого скота и 12 тысяч овец.
Но бизнес есть бизнес. И толстосум не ограничивается бараньей идиллией. Ему принадлежат предприятия консервной промышленности, цитрусовые и ореховые плантации, заводы и фабрики пищевой промышленности и фармацевтические предприятия, на которых утилизируются все продукты животноводческих ферм и скотобоен хантовского сельскохозяйственного комплекса. Среди его богатств обширные лесные угодья. Не потому, что он любитель природы: лесопромышленное производство принадлежит к числу весьма прибыльных, а мимо прибыли Хант не пройдет.
Сложный комплекс. Огромное хозяйство. Миллионные обороты. И вполне закономерно возникает вопрос: а как может не очень грамотный, не обладающий специальными познаниями в нефтяном деле, финансах, промышленном производстве предприниматель управляться со всем этим многотрудным хозяйством? Как удается ему руководить делами, тонкости которых для него подобны темному лесу?
А никак. Он не считает нужным обременять себя изучением биржевой конъюнктуры и разглядыванием геологических карт. Нет, далласский толстосум отнюдь не бездельник. Как уже говорилось, ежедневно с пунктуальной точностью он появляется в своем кабинете. Туда со всех концов Америки сходятся многочисленные, специально арендованные кабельные линии. С неослабным вниманием следит он за непрерывной чередой цифр, строчка за строчкой сменяющих одна другую на большом световом табло, укрепленном на стене прямо над столом. Но это не пункты котировок биржевых акций, а провода соединяют кабинет не с фондовыми биржами Нью-Йорка и Чикаго.
Немалые деньги выброшены для того, чтобы незамедлительно узнавать самые последние новости с... крупнейших американских ипподромов. Именно они, эти новости, результаты каждого из заездов и сообщаются беспрестанным мельканием лампочек на световом табло в деловом кабинете Гарольда Ханта. О хантовской страсти к игре выше уже рассказывалось. Не стану утверждать, что с годами ничего не изменилось. Изменения налицо. Если на заре туманной юности Хант плутовал, объегоривая мексиканских лесорубов, сидючи на земле и сдавая замусоленные карты на поставленную дном вверх бельевую корзину, а затем зайцем петлял по лесу, унося ноги и заодно выигрыш, то теперь бельевую корзину заменяет электроника и убегать ни от кого не надо — он сам догонит любого.
По стенам хантовского кабинета стоят огромные шкафы. «Картотеке, хранящейся здесь, — показывая на шкафы, говорит хозяин кабинета, — нет цены. Тут родословная всех породистых рысаков Северной Америки». Надежная информация, получаемая за соответствующую мзду, орава околоипподромных жучков, учиняющая без особого почтения к уголовному кодексу, в интересах босса головоломные трюки и темные махинации, приносят свои результаты: Хант признается, что сумма ежегодных выигрышей на бегах колеблется где-то в районе миллиона долларов.