Нарочитая благопристойность образа жизни хантовского семейства — это своего рода рекламный трюк, как рекламным трюком является показное благочестие самого Ханта. Один из его соседей говорит: «Мы с удивлением видим, что мистер Хант регулярно теперь ходит в церковь. Раньше мы никогда за ним этого не замечали, хотя его покойная жена миссис Лида Банкер Хант была набожная женщина и не пропускала ни одной службы. Не менее благочестива и новая жена господина Ханта. Может быть, это ее влияние...» Говорящий с сомнением пожимает плечами и добавляет: «Хотя каждый, кто знает мистера Ханта, может усомниться в том, что на него можно оказывать влияние».
Сосед прав. Ну конечно же, дело не во влияниях, а в расчете. Впрочем, сам Хант не скрывает пробудившегося у него бурного интереса к рекламе и саморекламе. «Раньше я боялся говорить, — с ухмылкой сообщает он журналистам. — А теперь уж я боюсь промолчать». И дело здесь не только в том, что престарелый нефтяной воротила обеспокоен, что потомки не узнают о плодах его досужих размышлений, образчики которых я читателю уже представил, но и о том еще, что для него остался позади период, когда он предпочитал действовать в подполье, опасаясь конкурентов, которые, обнаружив, могли прихлопнуть его как муху.
Сейчас Ханта не прихлопнешь. Он сам кого хочешь прихлопнет. А посему он предпочитает действовать с наибольшим шумом и рекламным эффектом. Хитрец постиг, что, располагая пускай скандальной, но славой «самого опасного человека в Америке», он может эту славу, нездоровый интерес к его особе обернуть себе на пользу. Давать интервью значительно дешевле и эффективнее, чем помещать платные объявления и рекламу своей фирмы. За коммерческую рекламу, во-первых, приходится платить, и по американским порядкам немало. А во-вторых, что ни говорите, реклама она и есть реклама, и уже в силу этого читающие рекламные объявления относятся к ним с некоторым предубеждением, не без оснований на собственном горьком опыте подозревая, что их хотят провести и всучить нечто значительно менее привлекательное и необходимое, чем это утверждает реклама.
Когда же реклама замаскирована, она более действенна. При чем здесь коммерция, как бы хочет сказать Гарольд Хант, фиглярничая на экранах телевизоров, распространяясь в различных интервью на самые разнообразные темы, от рецептов сохранения фигуры до рецептов уничтожения коммунизма. С точки зрения коммерческой, по его мнению, не так уж важно, о чем он говорит. Важно, что он мозолит глаза соотечественникам, не дает им забыть собственное имя, то самое имя, которое красуется на вывесках и бланках его фирмы, на разнообразных видах продукции, ею выпускаемых.
Агитация вокруг его персоны весьма искусно используется Хантом в чисто коммерческих целях. Это как бы наживка, приманка, которую бросают падким до сенсаций американским обывателям. А уж коль скоро они эту наживу схватили, их можно поддевать и на политическую уду хантовского мракобесия, и на коммерческую удочку рекламы его компаний.
Стремление продемонстрировать свое благочестие, свою добропорядочность у Ханта очень велико. Оно оказалось сильнее и привычной развязности, и любви к скандалу. Хант пожертвовал ради него многими милыми для себя привычками. Единственно, от чего он не может отказаться даже благочестия ради, это хотя бы и от микроскопической толики своих долларов.
Не так давно жители Рэмси — захудалого местечка неподалеку от Вандалии, где родился миллиардер, — вознамерились восстановить местную церковь, в ограде которой, кстати сказать, расположено то, что у людей нормальных именуется родными могилами, место последнего успокоения отца и матери Ханта. Для ремонта потребна не столь уж большая сумма — несколько сот долларов. Единственная из оставшихся в живых сестра Ханта попросила брата от имени жителей Рэмси прислать немного денег на восстановление пришедшей в ветхость церкви. Ну конечно же, Хант не отказал землякам. Обладатель сотен миллионов долларов раскошелился незамедлительно. Церковный староста получил от него чек на... 5 долларов.
Благочестивый Хант — вещь столь же неправдоподобная и парадоксальная, как сапоги всмятку, как трезвый алкоголик, как добродетельный убийца. Добропорядочность игрока не более чем поза, тщательно продуманный рекламный трюк. Одной из отличительных черт американского обывателя является его бесподобное ханжество. Такого, пожалуй, не встретишь ни в одной другой стране. Общество осуждает не за мошенничество, осуждает того, кто не умеет это скрывать.
Пока Хант обретался на заднем дворе американского бизнеса, скрываясь во мраке неизвестности, пользуясь покровом этого мрака для обделывания своих делишек, ему было наплевать на респект, на то, как он выглядит в глазах соседей, что думают о нем в обществе. Но теперь он вознесен на вершину бизнеса и увенчан званием одного из богатейших людей Америки. Изменилась ли его мораль?
Ну конечно же, нет. Изменилась ситуация. Изменилась обстановка, в которой ему приходится действовать. А коль скоро это так, в интересах своего бизнеса он и напяливает на себя идущее ему, как кавалерийское седло захудалой буренке, обличье образцового семьянина, богобоязненного прихожанина, трезвенника и любителя церковных песнопений. Миссис Хант-вторая, в прошлом секретарша и любовница своего патрона, а ныне играющая роль матроны — дамы-благотворительницы, столпа далласского высшего света, — здесь ни при чем. При чем здесь лишь холодный расчет. А расчет для Ханта всегда был превыше всего.